Низаймовцы

Это троюродные сёстры нашего дедушки Саши. Он позвонил им, и переполошил, что Сереже и его семье нужна помощь. Они позвонили мне и мы хорошо поговорили по телефону, но в реальности они оказались совсем другими людьми. Так я узнала, что добро бывает с зубами.

С одной стороны, они привезли нам продукты. Деньги. Несколько игрушек для детей. Но тёплого общения за чаем, как с Беляевыми, не получилось. К моему немалому удивлению, они сунули моим детям горсть конфет, и перед ними, оторопевшими от такого обращения, закрыли кухонную дверь. Сели - одна с одной стороны, другая с другой, я посередине во главе стола. Я даже не чувствовала себя, будто это я у них в гостях. Иногда я чувствовала себя двоечницей, иногда - как кролик перед удавом на допросе в НКВД. То они меня стыдили, то отчитывали, то активно смешивали мой образ жизни с грязью и зазывали жить на веки вечные в свой глухой поселок. Наверное, так себя чувствуют грешники на Страшном суде, у которых обвиняющая сторона - дьявол. Ну, посудите сами, сколько у меня грехов - я же вообще ничем не думаю! Приехала в незнакомый город. Снимаем квартиру. Муж заболел. Я не работаю. И вообще никому не нужна тут.

Я теперь поняла, почему моя мама не выстраивала отношений ни с какой роднёй. Люди были вот такими же, они боялись, что придется помогать маме-одиночке с девчонкой, и, как куркули, держались за своё добро, повернувшись спинами к "неустроившимся" в жизни. Примерно такие же фразы я слышала в детстве от мамы, когда она рассказывала про родню. И поэтому все семейные связи оборвались, и я не знала никого. Небыло соборности, семейной сплоченности, люди прижимали к себе лишнюю десятку и банку помидоров в сезон, да так и умерли. Как же это страшно...

По плану низаймовских тётушек, я должна была срочно уехать из города. Завести огород, козу и курей. Сама - устроиться в детский сад нянечкой, туда же сдать двухлетнего сына. На весь день, с утра до вечера, в группу из 30 человек, чтобы он ходил к чужой тетке, рыдал, размазывал по лицу сопли, захлёбывался, и имел не совсем чистые штаны - ибо где же им за всеми уследить. Это называется нынче модным словом "социализация". А по факту - заброшенные разными обстоятельствами дети, в одной лодке - дай Бог если с доброй женщиной, вынужденные отстаивать себя или быть отстоями самим. Вишенка на торте - а на что я еще гожусь, ведь стажу не наработала, а детей вон сколько нарожала, и чем я только думала?

И вообще, мне пора брать всё в свои руки, раз у меня мужик не справился и заболел вон, ясно же, что дальше ему будет все хуже и хуже! Они вот работают с утра до ночи в огороде, им некогда Богу молиться и в церковь ходить! Их бог - это огород, их молитва - это стоять кверху жопой, не разгибаясь с утра до ночи. А потом еще хозяйством заниматься, потому что на мужика надеяться нечего, помощи от него никакой. У них вон тоже одна родня верующая, так они им так и говорят - лучше бы свой сральник помыли, чем Богу молиться. Жёстко, но я решила сохранить стиль авторов этих слов.

И вообще, рожать можно бесконечно, тут думать надо, а сможешь ли ты их прокормить, им вот стыдно помощи просить у родных, они вот всю жизнь каждый сам за себя бъются, никто никому ничего не должен.

После их ухода я осталась в самых разных чувствах. Мне хотелось смеяться, потому что местами это напоминало колоритную русскую комедию о деревне, с крепким словцом. Мне хотелось ударить как-то себя внутри, чтобы разбить те камни, что затвердели внутри после их ухода. Мне хотелось плакать, потому что моя главная проблема зареяла кумачовым полотнищем прямо перед глазами - я не умею отстаивать своих границ вообще.

После их ухода всё, чего мне хочется - это исчезнуть. Меня спасает только то, что я умею плакать и знаю, что в конце жизни бегом побегу к Богу, как сейчас бежит мой двухлетний сын ко мне, и буду рыдать, вцепившись в Его мантию и некрасиво размазывая сопли. Выплачу своё горе, пока не высохнет море внутри. Буду просить прощения за то, что молча позволяла унижать себя. За то, что не научилась отстаивать свои границы и себя, Божие творение, не защитила. А значит, в какой-то мере, уничижался и Бог - через моё бездействие.

Если перед вами женщина - обнимите её. Будьте бережны. Ведь перед вами - Бог, и вы - Бог. Наша сила может быть в принятии, молитве и помощи.

После их ухода мне хотелось выбросить всю эту помощь. Разум, конечно, взял верх, но все же почти всё содержимое низаймовских закруток поглотил наш унитаз - они были испорчены. Розовый мяч мы оставили на скамейке во дворе. Машины сломались. Обычно у нас ирушки долго живут, а эти сломались. Кегли я унесла в приходские ясли. Месяц спустя их помощь растаяла, чувства успокоились.

На прощание одна из тётушек сказала мне - имей в виду, в следующий раз я приеду к тебе уже в твой дом! Очевидно, имея в виду тот самый дом с огородом, козой и курями, который у меня незамедлительно должен быть. "Спасибо, Господи! - подумала я - Значит, мы никогда не увидимся!"

У меня было одно ультимативное требование к мужу - никогда ни в какой нашей ванной не будет голубого и синего кафеля. Оно появилось где-то на последних, самых тяжелых схватках, когда мы ожидали рождения Луки. Такой дурацкий паттерн - сине-голубой кафель, и я сразу вспоминаю самые неприятные моменты родов.

Теперь у меня появилось еще одно такое требование - никогда и ни при каких обстоятельствах я больше не должна встречаться с нашими низаймовцами.

Всего два требования за 12 лет. Не очень много :-)